Неточные совпадения
Что он испытывал к этому маленькому существу, было совсем не то, что он
ожидал. Ничего веселого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и не заметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда
ребенок чихнул.
Левин с огорчением вздохнул. Этот прекрасный
ребенок внушал ему только чувство гадливости и жалости. Это было совсем не то чувство, которого он
ожидал.
Полечка в страхе забилась с
детьми в угол на сундук, где, обняв обоих маленьких, вся дрожа, стала
ожидать прихода матери.
У него не было и того дилетантизма, который любит порыскать в области чудесного или подонкихотствовать в поле догадок и открытий за тысячу лет вперед. Он упрямо останавливался у порога тайны, не обнаруживая ни веры
ребенка, ни сомнения фата, а
ожидал появления закона, а с ним и ключа к ней.
И не напрасно приснился отрок. Только что Максим Иванович о сем изрек, почти, так сказать, в самую ту минуту приключилось с новорожденным нечто: вдруг захворал. И болело
дитя восемь дней, молились неустанно, и докторов призывали, и выписали из Москвы самого первого доктора по чугунке. Прибыл доктор, рассердился. «Я, говорит, самый первый доктор, меня вся Москва
ожидает». Прописал капель и уехал поспешно. Восемьсот рублей увез. А ребеночек к вечеру помер.
Об этой фантазии гордой и стыдливой Анны Андреевны увидать этого
ребенка и о встрече там с Лизой я, может быть, потом расскажу, если будет место; но все же я никак не
ожидал, чтоб Анна Андреевна когда-нибудь пригласила Лизу к себе.
Пусть себе несут, коли есть охота!» Я
ожидал, что они не поднимут меня, но они, как
ребенка, вскинули меня с паланкином вверх и помчали по улицам.
В эту минуту обработываются главные вопросы, обусловливающие ее существование, именно о том, что
ожидает колонию, то есть останется ли она только колониею европейцев, как оставалась под владычеством голландцев, ничего не сделавших для черных племен, и представит в будущем незанимательный уголок европейского народонаселения, или черные, как законные
дети одного отца, наравне с белыми, будут разделять завещанное и им наследие свободы, религии, цивилизации?
— Я не
ожидал встретить вас такой печальной, Софья Игнатьевна, — проговорил он, опускаясь прямо на пол по-турецки. — Я пришел утешить вас… как
ребенка, который обжег палец.
А между тем он вступил в этот дом еще в таких младенческих летах, в каких никак нельзя
ожидать в
ребенке расчетливой хитрости, пронырства или искусства заискать и понравиться, уменья заставить себя полюбить.
Она глядела как
дитя, радовалась чему-то как
дитя, она именно подошла к столу, «радуясь» и как бы сейчас чего-то
ожидая с самым детским нетерпеливым и доверчивым любопытством.
Гонения начались скоро. Представление о
детях было написано так, что отказ был неминуем. Хозяин дома, лавочники требовали с особенной настойчивостью уплаты. Бог знает что можно было еще
ожидать; шутить с человеком, уморившим Петровского в сумасшедшем доме, не следовало.
Если одному копчику удастся поймать птичку, то он сейчас уносит добычу к
детям, а другой остается и продолжает плавать над человеком,
ожидая и себе поживы.
Конечно, она страдала в этом случае, как мать, отражением сыновнего недуга и мрачным предчувствием тяжелого будущего, которое
ожидало ее
ребенка; но, кроме этих чувств, в глубине сердца молодой женщины щемило также сознание, что причина несчастия лежала в виде грозной возможности в тех, кто дал ему жизнь…
Я имел известие из Иркутска. Меня туда
ожидают, и я сижу теперь в Туринске и по совести не могу выехать, пока
детям Ивашева не позволят переехать Урал.
Как сон пролетели приятные минуты нашего свидания. Через 24 часа после того, как я взглянул в последний раз на вас, добрый мой Иван Дмитриевич, я уже был в объятиях
детей и старушки Марьи Петровны. Они все
ожидали меня как необходимого для них человека. Здесь я нашел Басаргина с женой: они переехали к нам до моего возвращения. Наскоро скажу вам, как случилось горестное событие 27 декабря. До сих пор мы больше или меньше говорим об этом дне, лишь только сойдемся.
— Ну, нет! не
ожидала я этого от тебя! что ж, в самом деле, выгоняйте мать! И поделом старой дуре! поделом ей за то, что себе, на старость лет, ничего не припасала, а все
детям да
детям откладывала! пускай с сумой по дворам таскается!
— Ах, нет! ах, нет! что ты! что ты! да что ж это
дети, однако ж! — продолжала она, переменяя разговор, — ведь мы тебя не
ожидали сегодня, по-домашнему были — ну, и разбрелись по углам!
Услышишь о свадьбе, пойдешь посмотреть — и что же? видишь прекрасное, нежное существо, почти
ребенка, которое
ожидало только волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок, и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от детских игр, от танцев, и слава богу, если только от этого; а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей.
— Ничего, матушка; уж шестой ребеночек в походе. Недели через две
ожидают. Просили меня побывать около того времени. А у самих в доме бедность такая, что и не глядел бы. Кажись, до
детей ли бы? так нет: туда же!
Муза Николаевна тоже снова пристрастилась к музыке, и, к вящему еще благополучию ее, у нее родился
ребенок — сын, который не только что не умер, но был прездоровенький и, как надо
ожидать, должно быть, будущий музыкант, потому что когда плакал, то стоило только заиграть на фортепьяно, он сейчас же притихал и начинал прислушиваться.
Тщательно скрывая от дочерей положение несчастной горничной, она спешила ее отправить в деревню, и при этом не только что не бранила бедняжку, а, напротив, утешала, просила не падать духом и беречь себя и своего будущего
ребенка, а сама между тем приходила в крайнее удивление и восклицала: «Этого я от Аннушки (или Паши какой-нибудь) никак не
ожидала, никак!» Вообще Юлия Матвеевна все житейские неприятности — а у нее их было немало — встречала с совершенно искренним недоумением.
Великим постом меня заставили говеть, и вот я иду исповедоваться к нашему соседу, отцу Доримедонту Покровскому. Я считал его человеком суровым и был во многом грешен лично перед ним: разбивал камнями беседку в его саду, враждовал с его
детьми, и вообще он мог напомнить мне немало разных поступков, неприятных ему. Это меня очень смущало, и, когда я стоял в бедненькой церкви,
ожидая очереди исповедоваться, сердце мое билось трепетно.
Семья Хаджи-Мурата вскоре после того, как он вышел к русским, была привезена в аул Ведено и содержалась там под стражею,
ожидая решения Шамиля. Женщины — старуха Патимат и две жены Хаджи-Мурата — и их пятеро малых
детей жили под караулом в сакле сотенного Ибрагима Рашида, сын же Хаджи-Мурата, восемнадцатилетний юноша Юсуф, сидел в темнице, то есть в глубокой, более сажени, яме, вместе с четырьмя преступниками, ожидавшими, так же как и он, решения своей участи.
Калерия. Она это знает; вчера вечером, после разговора с ним, она плакала, как разочарованное
дитя… Да… Издали он казался ей сильным, смелым, она
ожидала, что он внесет в ее пустую жизнь что-то новое, интересное…
Возами возить, что ли? — возразил отец довольно спокойно, чего никак не
ожидали присутствующие, знавшие очень хорошо, что Глеб не любил противоречий, особенно со стороны
детей.
Дети бросаются вслед за ними, узкая улица проглатывает их темные фигурки, и несколько минут — площадь почти пуста, только около храма на лестнице тесно стоит толпа людей,
ожидая процессию, да тени облаков тепло и безмолвно скользят по стенам зданий и по головам людей, словно лаская их.
Чекко знал, что иностранцы — самые бестолковые люди, они глупее калабрийцев, но ему хотелось знать правду о
детях, и он долго стоял около синьоры,
ожидая, когда она откроет свои большие ленивые глаза. А когда наконец это случилось, он — спросил, ткнув пальцем в карточку...
Он взял в руки какую-то щепочку, внимательно осмотрел её и бросил её через головы
детей. Они все сидели неподвижно, как будто
ожидая от него чего-то ещё. Но он молчал, низко наклонив голову.
Приятно было Илье слушать уверенные и любовные речи старика о боге, от ласковых слов в сердце мальчика рождалось бодрое, крепкое чувство надежды на что-то хорошее, что
ожидает его впереди. Он повеселел и стал больше
ребёнком, чем был первое время жизни в городе.
Муров. Нет. Они просили меня прекратить все сношения с ними. Мы, дескать, воспитали его, он носит нашу фамилию и будет нашим наследником, так уж оставьте нас в покое. Да и в самом деле, если рассуждать здраво, чего лучшего можно
ожидать для
ребенка без имени. Я мог вполне успокоиться; его участь завидная.
При конце этой молитвы двое старших
детей начинали немного тревожиться. Они розняли свои ручонки, робко дотрагивались до белых рукавов Жервезы и заглядывали в ее глаза. Видно было, что они
ожидали чего-то, и знали чего
ожидают.
Детей, разумеется, жалко, но если подумать, что их могло
ожидать при семейном разладе родителей, то, может быть, для них самих лучше, что они умерли в самые ранние годы.
Тогда Яков Львович окончательно убедился в их недоступности слову и обратился к поучению их делом — живым примером, которого никто не
ожидал, а жестокие
дети всех менее.
Яков Львович, не будучи большим политиком, взирал на своих сверстников, которые его выдавали «крапивному семени», как на людей растленных в египетском рабстве мысли, и ничего не
ожидал от их
детей, как от
детей рабов, которые если и почувствуют вкус к свободе, то не сумеют отличить ее от своеволия.
Князь имел намерение поблагодарить его гораздо больше, чем сам того
ожидал Елпидифор Мартыныч; кроме того, князь предположил возобновить ему годичную практику в своем доме, с тем только, чтобы он каждый день заезжал и наблюдал за Еленой и за
ребенком.
Ух! какая свинцовая гора свалилась с моего сердца! Я бросился обнимать казака, перекрестился, захохотал как сумасшедший, потом заплакал как
ребенок, отдал казаку последний мой талер и пустился бегом по валу. В несколько минут я добежал до рощи; между деревьев блеснули русские штыки: это были мои солдаты, которые, построясь для смены,
ожидали меня у самого аванпоста. Весь тот день я чувствовал себя нездоровым, на другой слег в постелю и схлебнул такую горячку, что чуть-чуть не отправился на тот свет.
Она так похудела, что можно было не узнать ее; но радость, что она нашла
дитя свое не только живым, но гораздо в лучшем положении, чем
ожидала (ибо чего не придумало испуганное воображение матери), — так ярко светилась в ее всегда блестящих глазах, что она могла показаться и здоровою и веселою.
И неизвестная рука, неизвестный голос подал знак, не условный, но понятный всем, но для всех повелительный; это был бедный
ребенок одиннадцати лет не более, который, заграждая путь какой-то толстой барыне, получил от нее удар в затылок и, громко заплакав, упал на землю… этого было довольно: толпа зашевелилась, зажужжала, двинулась — как будто она до сих пор
ожидала только эту причину, этот незначущий предлог, чтобы наложить руки на свои жертвы, чтоб совершенно обнаружить свою ненависть!
В последний раз она плясала.
Увы! заутра
ожидалаЕе, наследницу Гудала,
Свободы резвую
дитя,
Судьба печальная рабыни,
Отчизна, чуждая поныне,
И незнакомая семья.
И часто тайное сомненье
Темнило светлые черты;
И были все ее движенья
Так стройны, полны выраженья,
Так полны милой простоты,
Что если б Демон, пролетая,
В то время на нее взглянул,
То, прежних братий вспоминая,
Он отвернулся б — и вздохнул…
Треплев. Был у нее
ребенок.
Ребенок умер. Тригорин разлюбил ее и вернулся к своим прежним привязанностям, как и следовало
ожидать. Впрочем, он никогда не покидал прежних, а, по бесхарактерности, как-то ухитрился и тут и там. Насколько я мог понять из того, что мне известно, личная жизнь Нины не удалась совершенно.
Но даже и с этой стороны интересная вдова не могла считать себя совсем безопасною, потому что сам отец Антоний выслушивал ее «смущенный и очи спустя, как перед матерью виновное
дитя», и Ольга Сергеевна так и
ожидала, что он нет-нет да и начнет вращать зрачками, как любой кавалерийский корнет.
Павел родился на свет очень худеньким и слабым
ребенком; все
ожидали, что он на другой же день умрет, но этого не случилось: Паша жил.
В радостный тот день, когда пан полковник и гости сели за обеденный стол, как мы,
дети, не могли находиться вместе с высокопочтенными особами за одним столом, то и я, поев прежде порядочно, скрывался с дьяченком под нашим высоким крыльцом, а пан Киышевский присел в кустах бузины в саду,
ожидая благоприятного случая.
Потом производилось то же действие с каждым учеником поодиночке, до последнего. И как Б иной год учеников бывало до пятнадцати благородных и низко-родных (кроме нас, панычей, были и еще
дети помещиков, нашего же прихода), то мы, граматники, как последние, нетерпеливо
ожидали очереди, чтобы отбыть неминуемое и скорее бежать к играм, шалостям и ласкам матерей.
Ожидая очереди, мы, все должное расслабив, поддерживали руками, чтобы не затрудняться при наступлении действия.
Батенька искали удобного времени объявить об этом маменьке, не потому, чтобы их не огорчить внезапным известием о разлуке с
детьми, но чтобы самим приготовиться и, выслушивая возражения и противоречия маменькины, которых
ожидали уже, не выйти из себя и гневом и запальчивостью не расстроить своего здоровья, что за ними иногда бывало.
Но мне все чаще думалось, что, любя доброе, как
дети сказку, удивляясь его красоте и редкости,
ожидая как праздника, — почти все люди не верят в его силу и редкие заботятся о том, чтоб оберечь и охранить его рост. Все какие-то невспаханные души: густо и обильно поросли они сорной травою, а занесет случайно ветер пшеничное зерно — росток его хиреет, пропадает.
Если ты убьешь кого-нибудь, ограбишь, изнасилуешь
ребенка, — от тебя ведь всего можно
ожидать, — я все-таки не перестану тебя любить всю мою жизнь.
Однако ж есть и между ними люди!
Вот, например, вчерашний незнакомец.
Кто б
ожидал? — как жалко, что его
Я не увижу — но отец мой
Его так живо описал, так живо!..
Высокий стан и благородный вид,
И кудри черные как смоль, и быстрый взор,
И голос… но зачем об нем я мыслю?..
Что пользы!.. ах! какой же я
ребенок!
Еще друзья и ближние останавливались на площади и на улицах говорить между собою, но скоро настала всеобщая тишина, подобно как на море после бури, и самые огни в домах (где жены новогородские с беспокойным любопытством
ожидали отцов, супругов и
детей) один за другим погасли.